МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

[2(14) авг. 1866 – 9 дек. 1941 ] – рус. писатель, поэт и религ. философ. Род. в чиновничьей семье. Окончил историко-филологич. фак-т Петерб. ун-та (1887). В нач. 900-х гг. – один из представителей богоискательства, Окт. революцию не принял, бежал за границу (1920). Уже в первых произведениях ("Стихотворения", 1888; "Символы", 1892; "Новые стихотворения", 1896) выступил как символист. В работе "О причинах упадка и о новых течениях в совр. рус. лит-ре" (1893) М., отвергая позитивизм и материализм в философии, натурализм и реализм в иск-ве, отстаивал т. н. "новое искусство", осн. элементами к-рого считал "мистическое содержание" и "символы". На филос. построения М. (помимо христианства) оказали влияние идеи Достоевского и В. Соловьева. По М., во всякой эволюции есть три момента: нерасчлененное "интегральное единство" противоположных начал, их дифференциация, их "совершенная интеграция". В соответствии с этим и история человечества имеет три этапа: языческий (недифференциров. единство мира и бога); христианский – религия богочеловека Христа (этому этапу свойствен дуализм земного и небесного, плоти и духа); послехристианский – религия бога в человечестве, богочеловечество (как синтез античности и христианства). Идеал богочеловечества реализуется, по М., в условиях "безгосударственной религиозной общественности", составляющей "мистический предел" рус. революции, к-рая, как полагал М., может быть плодотворной только в рамках религиозности. Эта концепция М. с ее религ.-анархич. идеалом была бурж.-дворянской реакцией на теорию науч. социализма, на развивавшееся в России революц. движение. Свои концепции М. проводил как в историч. романах, драмах ("Христос и Антихрист", Трилогия, 1896–1905; "Рождение богов", 1925, и мн. др.), так и в историко-критич. исследованиях ("Вечные спутники", 1897; "Л. Толстой и Достоевский", т. 1–2, 1901–03; "Пророк рус. революции", 1906, и др.) В творчестве любого писателя и мыслителя (Пушкина, Гоголя, Достоевского, Белинского и т.д.) М. видел прежде всего борьбу антирелиг. и религ. начал (см., напр., "Завет Белинского", 1915, с. 27, 42). Реакц. воззрения М. подвергнуты резкой критике в трудах Ленина и Плеханова, а также в работах сов. литературоведов. Соч.: Полн. собр. соч., т. 1–24, М., 1914–15; Грядущий хам Чехов и Горький, СПБ, 1906, Le Tzar et la r?volution,P., 1907 (совм. с З. Гиппиус и Л. Философовым); Не мир, но меч. К будущей критике христианства. Статьи, СПБ, 1908; Зачем воскрес? (Религ. личность и общественность), П., 1916; Тайна трех, [Прага ], 1925; Тайна Запада. Атлантида и Европа, Белград, [1930 ]; Иисус неизвестный, Белград [б. г. ]. Лит.: Ленин В. И., Соч., 4 изд., т. 20, с. 441, Плеханов Г. В., О так называемых религ. исканиях в России, Соч., т. 17; Михайловский Н. К., Рус. отражение франц. символизма, в кн.: Лит. воспоминания и совр. смута..., т. 2, СПБ, 1900; Покровский М., Религия и революция, в сб.: О веяниях времени, СПБ, 1908; Лурье С., Религ. искания в совр. лит-ре, "Рус. мысль", 1908, No 10; Жданов В., Мережковский, "Лит. энциклопедия", т. 7, М., 1934 (библ.); Волков ?., Очерки рус. лит-ры конца XIX и начала XX века, 2 изд., М., 1955, с. 405–75; Meйлах Б., Ленин и проблемы рус. лит-ры конца XIX – начала XX вв. Исследования и очерки, 3 изд., Л., 1956, с. 125–305; Гиппиус З., Д. Мережковский, Париж, [1951 ]. А. Поляков. Москва.

Смотреть больше слов в «Философской Энциклопедии»

МЕРЗЛЯКОВ АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ →← МЕРА

Смотреть что такое МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ в других словарях:

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

— известный поэт. Род. в 1866 г. Отец его занимал видное место в дворцовом ведомстве. Окончил курс на историко-филологическом факультете спб. университета. Уже в 15 лет помещал стихи в разных изданиях. Первый сборник стихотворений М. появился в 1888 г., второй, "Символы", в 1892 г. (СПб.). Очень много М. переводит с греческого и латинского: в "Вестнике Европы" 90-х гг. напечатан ряд его стихотворных переводов трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельно вышли "Дафнис и Хлоя" Лонга (СПб., 1896). М. часто выступает и со статьями критического характера: в "Северном Вестнике", "Русском Обозрении", "Труде" и др. напечатаны его этюды о Достоевском, Пушкине, Майкове, Короленко, Кальдероне, французских неоромантиках, Ибсене и др. В 1893 г. издана им книга "О причинах упадка современной русской литературы". В "Северном Вестнике" 1895 г. М. с большим успехом дебютировал на поприще исторического романа "Отверженным" (отд. СПб., 1895).<br><p>Отличительные черты разнообразной и плодовитой деятельности М. — преобладание головной надуманности над непосредственным чувством. Обладая обширным литературным образованием и усердно следя за европейским литературным движением, М. часто вдохновляется настроениями книжными. Стих его изящен, но образности и одушевления в нем мало и, в общем, его поэзия не согревает читателя. Он слишком часто останавливается на темах, не соответствующих свойствам его суховатого дарования, и потому впадает в ходульность и напыщенность. По содержанию своей поэзии М. в начале всего теснее примыкал к Надсону. Не будучи " гражданским" поэтом в тесном смысле слова, он, однако, всего охотнее разрабатывал такие мотивы, как верховное значение любви к ближнему ("Сакья-Муни"), прославлял готовность страдать за убеждения ("Аввакум") и т. п. На одно из произведений первого периода деятельности М. — поэму "Вера" — выпал самый крупный литературный успех его. Чрезвычайная простота сюжета, разработанного без всяких потуг сказать что-нибудь необыкновенное, давала автору возможность не напускать на себя никаких чрезвычайных чувств, а живые картины умственной жизни молодежи начала 80-х гг.сообщают поэме значение серьезного воспроизведения эпохи. Поэма полна юношеской бодрости и заканчивается призывом к работе на благо общества. С конца 80-х гг. М. захватывает волна символизма и ницшеанства. Этот поворот невыгодно сказался на поэтической деятельности его. Мистицизма или хотя бы романтизма в ясном до сухости писательском темпераменте М. совершенно нет, почему и "символы" его переходят в ложный пафос и мертвую аллегорию. Историческому роману М., представляющему собой начало широко, хотя и весьма искусственно задуманной трилогии ("Юлиан-отступник", "Возрождение", "Петр и царевич Алексей"), некоторые стороны ницшеанства — именно его вполне свободное отношение к древнему язычеству — сообщили, однако, очень крупный размах. В романе масса предвзятости, психология Юлиана неясна и полна крупнейших противоречий, но отдельные подробности разработаны порой превосходно. "Отверженный" занимает видное место в ряду наших исторических романов и по глубокому проникновению автора духом эллинизма, и по отсутствию шаблонных приемов. Это результат тщательного ознакомления с древней и новой литературой о Юлиане и поездки автора в Грецию. В критических этюдах своих М. отстаивает те же принципы, которых практически держится в творческой деятельности. Вот почему в первых его статьях, например о Короленко, еще чувствуется струя народничества 70-х и начала 80-х гг., почти исчезающая в книжке "О причинах упадка современной литературы", а в новейших его статьях уступающая место не только равнодушию к прежним идеалам, но даже какому-то вызывающему презрению к ним. Мораль ницшевских "сверхчеловеков" поразила воображение впечатлительного поэта, и он готов отнести стремление к нравственному идеалу к числу мещанских условностей и шаблонов. Из критических этюдов М. наибольший шум возбудила книжка "О причинах упадка современной русской литературы". В ней немало метких характеристик современных литературных деятелей, но общая тенденция книжки неясна, потому что автор еще не решался вполне определенно поставить скрытый тезис своего этюда — мысль о целебной силе символизма. М. — решительный враг "тенденциозной" и утилитарной школы русской критики последних 40 лет, но собственные его статьи очень тенденциозны, потому что не столько посвящены характеристике разбираемого писателя, сколько служат поводом защищать любимые положения и настроения автора. Так, весь поглощенный теперь подготовительными работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне парадоксальном этюде о Пушкине (сборник П. Перцова "Философские течения русской поэзии") находит в самом национальном русском поэте "флорентийское" настроение. <span class="italic"><br><p>С. В. </p></span><br></p>... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

Мережковский Дмитрий Сергеевич [2(14).8.1866, Петербург, ‒ 9.12.1941, Париж], русский писатель. Сын дворцового чиновника. Окончил историко-литературное... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

Мережковский Дмитрий Сергеевич - известный поэт, романист, критик и публицист. Родился в 1866 г. Отец его занимал видное место в дворцовом ведомстве. Окончил курс на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Женат на известной поэтессе-модернистке З.Н. Гиппиус (XIII, 577). С 15 лет помещал стихи в разных изданиях. Первый сборник его стихотворений появился в 1888 г. Очень много Мережковский, вначале своей деятельности, переводил с греческого и латинского; в "Вестнике Европы" (1890) напечатан ряд его переводов трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельно вышел прозаический перевод "Дафниса и Хлои", Лонга (1896). Переводы трагиков изящны, но, очень рано Мережковский выступает и в качестве критика: в "Северном Вестнике" конца 1880-х годов, "Русском Обозрении", "Труде" и других изданиях были напечатаны его этюды о Пушкине , Достоевском , Гончарове , Майкове , Короленко , Плинии, Кальдероне, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиков и пр. Часть их вошла в сборник: "Вечные Спутники" (с 1897 г. 4 изд.). В 1893 г. издана им книга "О причинах упадка современной русской литературы". Крупнейшая из критических работ Мережковского (первоначально напечатана в органе новых литературно-художественных течений "Мир Искусства") - исследование "Толстой и Достоевский" (2 т., с 1901 г. 3 изд.). Из других критико-публицистических работ вышли отдельно: "Гоголь и Черт" (с 1906 г. 2 изд.), "М.Ю. Лермонтов, поэт сверхчеловечества" (1909 и 1911), книжка "Две тайны русской поэзии. Тютчев и Некрасов" (1915) и брошюра "Завет Белинского" (1915). В "Северном Вестнике" 1895 г. Мережковский дебютировал на поприще исторического романа "Отверженным", составляющим первую часть трилогии "Христос и Антихрист". Вторая часть - "Воскресшие боги. Леонардо да Винчи" - появилась в 1902 г., третья - "Антихрист. Петр и Алексей" - в 1905 г. В 1913 г. издан отдельно (печатался в "Русской Мысли") 2-томный роман "Александр I". В начале 1900-х годов Мережковский, изжив полосу ницшеанства, становится одним из главарей, так называемого "богоискательства" и "неохристианства", и вместе с З.Гиппиус, Розановым , Минским , Философовым и др. основывает "религиозно-философские собрания" и орган их - "Новый Путь". В связи с этим перестроем миросозерцания, получившим яркое выражение и в исследовании "Толстой и Достоевский", Мережковский пишет ряд отдельных статей по религиозным вопросам. С середины 1900-х годов Мережковский написал множество публицистических фельетонов в "Речи" и др. газетах, а в последние годы состоит постоянным сотрудником "Русского Слова". Религиозные и публицистические статьи Мережковского собраны в книгах: "Грядущий Хам" (1906), "В тихом омуте" (1908), "Не мир, но меч" (1908), "Больная Россия" (1910), "Было и будет. Дневник" (1915). В Париже Мережковский, совместно с З. Гиппиус и Д.В. Философовым, напечатал книгу "Le Tsar et la Revolution" (1907). В сотрудничестве с ними же написана драма из жизни революционеров: "Маков цвет" (1908). Драма Мережковского "Павел I" (1908) вызвала судебное преследование, но суд оправдал автора, и книга была освобождена от ареста. Первое собрание сочинений Мережковского издано товариществом М.О. Вольф (1911 - 13) в 17 т., второе - Д.И. Сытиным в 1914 г. в 24 т. (с библиографическим указателем, составленным О.Я. Лариным). Романы Мережковского и книга о Толстом и Достоевском переведены на многие языки и создали ему громкую известность в Западной Европе. - Отличительные черты разнообразной деятельности Мережковского - преобладание головной надуманности над непосредственным чувством. Обладая обширным литературным образованием и усердно следя за европейским литературным движением, Мережковский почти всегда вдохновляется настроениями книжными. Менее всего Мережковский интересен как поэт. Стих его изящен, но образности и одушевления в нем мало, и, в общем, его поэзия не согревает читателя. Он часто впадает в ходульность и напыщенность. По содержанию своей поэзии Мережковский сначала всего теснее примыкал к Надсону . Не будучи "гражданским" поэтом в тесном смысле слова, он охотно разрабатывал такие мотивы, как верховное значение любви к ближнему ("Сакья-Муни"), прославлял готовность страдать за убеждения ("Аввакум") и т. п. На одно из произведений первого периода деятельности Мережковского - поэму "Вера" - выпал самый крупный успех его как поэта; живые картины духовной жизни молодежи начала 1880-х годов заканчивается призывом к работе на благо общества. С конца 1880-х годов Мережковского захватывает волна символизма и ницшеанства. Мистицизма или хотя бы романтизма в ясном до сухости писательском темпераменте Мережковского совершенно нет, почему и "символы" его переходят в ложный пафос и мертвую аллегорию. - Широко задумана "трилогия" Мережковского, долженствующая изобразить борьбу Христа и Антихриста во всемирной истории. Крайняя искусственность замысла, мало заметная в первом романе, ярко выступила на вид, когда трилогия была закончена. Если еще можно было усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана отступника, то уже чисто внешний характер носит это сопоставление в применении к эпохе Ренессанса, когда с возрождением античного искусства якобы "воскресли боги" древности. В третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в Петре. Самый замысел сопоставления Христа и Антихриста не выдерживает критики; с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и вечное, с понятием об Антихристе - исключительно суеверие. То же самое можно сказать и о другом лейтмотиве трилогии - заимствованной у Ницше мысли, что психология переходных эпох содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к типу "сверх-человека": представление о "переходных" эпохах противоречит идее непрерывности всемирной истории и постепенности исторической эволюции. Особенно очевидна искусственность этой идеи в применении к Петру; в исторической науке прочно установился взгляд, что Петровская реформа была лишь эффектным завершением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры. В чисто художественном отношении выше других первый роман. В нем много предвзятости, психология Юлиана-Отступника полна крупнейших противоречий, но отдельные подробности разработаны порой превосходно. Предприняв поездку в Грецию, тщательно ознакомившись с древней и новой литературой о Юлиане, автор проникся духом эллинизма и сумел передать не только внешний быт античности, но и самую ее сущность. В "Воскресших богах" Мережковский с особенным увлечением отдался той стороне ницшеанства, которая заменяет мораль преклонением перед силой и ставит искусство "по ту сторону добра и зла". Мережковский на всем протяжении романа подчеркивает полное нравственное безразличие великого художника, вносящего одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план особого типа домов терпимости, в придумывание разных полезных изобретений, и в устройство "уха тирана Дионисия", с помощью которого сыщики незаметно могут подслушивать. Вторая часть трилогии, как и третья - не вполне художественные произведения; не меньше половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т. п. Еще меньше можно причислить оба романа к подлинной истории. Благодаря, однако, хотя и тенденциозной, но яркой мысли, подкрепленной колоритными цитатами, "Воскрешение Боги" - одна из интереснейших книг по Ренессансу; это признано даже в богатой западноевропейской литературе. В третьей части трилогии Петр "Великий" в значительной степени меркнет, и на первый план выступает Петр более "Грозный", чем "Грозный" царь Иван . Перед нами проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства, грубейшего сквернословия и во всей этой азиатчине главную роль играет великий насадитель "европеизма". Мережковский сконцентрировал в одном фокусе все зверское в Петре. Новую серию исторических тем Мережковский начал драмой "Павел I" и большим романом "Александр I". Личность Павла и трагедия его смерти освещены автором самостоятельно, без принижения личности императора. Александровская эпоха разработана довольно поверхностно, а декабристское движение - даже легкомысленно. Стремясь отыскать в декабристах "человеческое, слишком человеческое", автор затушевал в них то несомненно-геройское, которое в них было. - В критических работах своих Мережковский отстаивает те же принципы, которых держится в творческой деятельности. В первых его статьях, например, о Короленке, еще чувствуется струя народничества начала 80-х годов, почти исчезающая в книжке "О причинах упадка современной литературы", а в позднейших статьях, уступающая место не только равнодушию к прежним идеалам, но даже какому-то вызывающему презрению к ним. В 1890-х годах мораль ницшевских "сверх-человеков" так увлекает Мережковского, что он готов отнести стремление к нравственному идеалу к числу мещанских условностей и шаблонов. В книжке "О причинах упадка современной русской литературы" не мало метких характеристик, но общая тенденция неясна; автор еще не решался вполне определенно поставить скрытый тезис своего этюда - целебную силу и утилитарной школы русской критики, но собственные его статьи очень тенденциозны. Так, поглощенный подготовительными работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне парадоксальном этюде о Пушкине находил в самом национальном русском поэте "флорентинское" настроение. В период увлечения религиозными проблемами Мережковский подходил к разбираемым произведениям по преимуществу с богословской точки зрения. Эта специальная точка зрения не помешала, однако, исследованию Мережковского о Толстом и Достоевском стать одним из самых оригинальных явлений русской критики. Сам художник, Мережковский тонко анализирует сущность художественной манеры Толстого, которого характеризует как ясновидца плоти, в противоположность ясновидцу духа - Достоевскому. Замечательно владея искусством перемешивать собственное изложение искусно подобранными цитатами, Мережковский сделал из своего исследования одну из увлекательнейших русских книг. Как в исследовании о Толстом и Достоевском, так и в других статьях попытки Мережковского обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему. Мережковский исходит из старой теории дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество "утверждало плоть в ущерб духу", и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал "духа в ущерб плоти". В действительности же Христос "утверждает равноценность, равносвятость Духа и Плоти" и "Церковь грядущая есть церковь Плоти Святой и Духа Святого". Рядом с "историческим" и уже "пришедшим" христианством должна наступить очередь и для "апокалиптического Христа". В человечестве теперь обозначилось стремление к этому "второму Христу". Официальное, "историческое" христианство Мережковского называет "позитивным", т. е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную "стену" определенных, окаменевших истин и верований; оно не дает простора фантазии и живому чувству. В частности "историческое" христианство, преклоняющееся перед аскетическим идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь. Для "апокалиптических" чаяний Мережковского вопрос пола есть по преимуществу "наш новый вопрос"; он говорит не только о "Святой Плоти", но и о "святом сладострастии". Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого Мережковского. В ответ на обвинения духовных критиков он готов признать, что в его отношении к "историческому христианству" есть "опасность ереси, которую можно назвать, в противоположность аскетизму, ересью астартизма, т. е. кощунственного смешения и осквернения духа плотью". Несравненно ценнее другая сторона религиозных исканий Мережковского. Второй из его "двух главных вопросов, двух сомнений" - "более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического христианства языческому Imperium Romanum": об отношении церкви к государству. Став в начале 1900-х годов в главе "религиозно-философских" собраний, Мережковский подверг резкой критике всю нашу церковную систему, с ее полицейскими приемами насаждения благочестия. Эта критика, исходящая от кружка людей, заявлявших, что они не атеисты и не позитивисты, а искатели религии, в свое время произвела сильное впечатление. Как публицист, Мережковский слишком неустойчив в своих симпатиях и антипатиях, чтобы иметь серьезное влияние. Он выступал и как апологет самодержавия, и как защитник идей диаметрально-противоположных. Не всегда устойчив Мережковский и как практический деятель; в 1912 г. произвело очень неблагоприятное впечатление обнародование его странно-ласковой переписки с А.С. Сувориным . - Обширную литературу о Мережковском см. в библиографии А.Г. Фомина во II т. "Литературы ХХ в.", под ред. С.А. Венгерова (Москва, изд., "Мир"). С. Венгеров.<br>... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

(2.8.1865, Петербург9.12.1941, Париж) поэт, прозаик, драматург, философ, литературный критик. Отец из украинского дворянского рода, чиновник придворной конторы, дослужился до чина действительного тайного советника. Мать дочь управляющего канцелярией петербургского обер-полицмейстера. В гимназии начал писать стихи, прослушав которые, Ф.Достоевский сказал: «Слабо, плохо, никуда не годится. Чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать!» Первое стихотворение М. «Нарцисс», появилось в сборнике «Отклик» (СПб., 1881). В 1884-88 он студент историко-филологического факультета Петербургского университета. Летом 1888 в Боржоми познакомился с З.Гиппиус, 8.1.1889 обвенчался в Тифлисе и вернулся с ней в Петербург. В предисловии к воспоминаниям «Дмитрий Мережковский» она писала: «Мы прожили с Д.С.Мережковским 52 года не разлучаясь, со дня нашей свадьбы в Тифлисе, ни разу, ни на один день». В 1888 в Петербурге вышла первая книга М. «Стихотворения (1883-1887)», в 1892»Символы (Песни и поэмы)», в 1893первая литературно-критическая книга «О причинах упадка и о новых течениях современной литературы», в которой обосновывается теория русского символизма. В 1897 появился сборник статей М. «Вечные спутники: Портреты из всемирной литературы» (о Марке Аврелии, Кальдероне, Сервантесе, Монтене, Флобере, Ибсене, Достоевском, Гончарове, Пушкине и др.). В 1895 в «Северном вестнике» печаталась 1-я часть трилогии «Христос и Антихрист» роман «Отверженный» (в дальнейшем названный «Смерть богов. Юлиан Отступник»), в 1900 в журнале «Мир Божий» 2-я часть, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», в 1904 в журнале «Новый путь» 3-я часть, «Петр и Алексей», получившая в отдельном издании название «Антихрист» (СПб., 1905; все три части переизд. Берлин, 1922). В 1900-2 журнал «Мир искусства» печатал крупнейшую критическую работу М. «Толстой и Достоевский» (отд. изд. СПб., 1901-2). М. один из создателей Религиозно-Философского собрания (1901-3), отчеты которого печатались в журнале «Новый путь» (1903-4); одним из редакторов был М. В 1907 начались заседания Религиозно-Философского общества, в которых принимал участие М. Он переводил Эсхила, Софокла, Эврипида, Лонгуса, итальянские новеллы эпохи Возрождения. В 1906 вышли два его исследования: «Гоголь и черт», «Грядущий Хам» о близящейся революции. В 1906 М. и Гиппиус уехали в Париж, где прожили до 1914, временами наезжая в Россию. В 1907 в Париже на французском языке вышел сборник стихов М., Гиппиус и Д.Философова «Le Tsar et la Revolution», в Петербурге сборники «В тихом омуте» (1908), «Не мир, но меч: К будущей критике христианства» (1908). В 1910 в Петербурге появилось его «Собрание стихов, 1883-1910» и сборник статей «Больная Россия». Наиболее полное собрание сочинений дореволюционного периода в 2 4 томах вышло в Москве в 1914 (1-е полн. собр. соч. в 17 т. 1911-12). Затем до эмиграции М. опубликовал еще несколько книг в Петрограде: «Было и будет: Дневник, 1910-1914» (1915), «Две тайны русской поэзии: Некрасов и Тютчев» (1915), «Невоенный дневник: 19141916» (1917). Вышла вторая трилогия М. «Царство зла», посвященная судьбам России: драма для чтения «Павел 1» (СПб., 1908), «Александр 1» (Рус. мысль, 1911-12; отд. изд. 1913; Берлин, 1925:М* 1990) и «14 декабря» (Пг* 1918; Париж, 1921). В конце декабря 1919 М. с женой, Философовым и секретарем В.Злобиным эмигрировали сначала в Минск и Варшаву, а в октябре 1920 в Париж, где у М. была собственная квартира. 16.12.1920 он прочитал в Париже первую лекцию «Большевизм, Европа и Россия», в которой рассмотрел тройную ложь большевиков: «мир, хлеб, свобода» война, голод, рабство. В 1922 в Мюнхене вышла книга четырех авторов (М* Гиппиус, Философов и Злобин) «Царство Антихриста» программное выступление в печати после бегства из Советской России, полное живых впечатлений от двух лет жизни в большевистском Петрограде. В 1926 М. и Гиппиус организовали в Париже литературное и философское общество «Зеленая лампа», президентом которого стал Г.Иванов. Стенографические отчеты (1-е заседание 5.2.1927) печатались в парижском журнале «Новый корабль» (1927). В эмиграции М. создал исторические и философские романы «Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (СЗ, 1924, № 21, 22; отд. изд. Прага, 1925), «Мессия» (СЗ, 1926-27, № 27-32; отд. изд. Париж, 1928). Центральным трудом этого времени стала книга «Иисус Неизвестный» (Белград, 1932: переизд. в журн. «Октябрь», 1992-93), завершившая трилогию о средствах спасения человечества: «Тайна трех: Египет и Вавилон» (Прага, 1925); «Тайна Запада: Атлантида-Европа» (Белград, 1930: М* 1992). Цифра «три» играла исключительную роль в философии истории и культуры у М. Он часто группировал свои произведения в трилогии или придавал им трехчастный характер. В романах М. ощущается воздействие религиозно-философских концепций Вл.Соловьева и В.Розанова, а также стремление осмыслить катаклизмы XX в. в свете духовно-нравственной истории человечества. Г-Адамович писал, что М. «думал о Евангелии всю жизнь и шел к «Иисусу Неизвестному» через все свои прежние построения и увлечения, издалека глядя в него, как в завершение и цель». Вместе с тем он говорил об исходящем от всего сочинения М. «холодке» и объяснял это отвлеченностью и «внежизненностью» как самыми характерными чертами М.Б.Вышеславцев определил это сочинение, переведенное на несколько иностранных языков, как «не литературу, не догматическое богословие, не религиозно-философское рассуждение, а интуитивное постижение скрытого смысла, разгадывание евангельских притч». Рассматривая жанровые особенности другой части трилогии («Тайна Запада: Атлантида-Европа») Б.Поплавский назвал ее опытом «непрерывного интеллектуального экстаза», «сплошным экстатическим монологом». М. давно был известен как мастер жанра биографического романа. В годы эмиграции он создал еще две книги этого рода: «Наполеон» (Белград, 1929: М* 1993) и «Данте» (Брюссель, 1939). В сентябре 1928 М. принял участие в 1-м съезде русских писателей-эмигрантов, организованном югославским правительством в Белграде. При Сербской Академии наук была создана издательская комиссия, выпускавшая «Русскую библиотеку», в первом номере которой вышел «Наполеон» (отрывки в журн. «Новый корабль», 1927, № 2 и СЗ, 1928, № 34, 35). Идеи книги о Наполеоне входят в концепцию «Третьего Завета», проповедовавшуюся М. еще в петербургский период. Судьба мира, согласно этим идеям, высказанным еще в XII в. итальянским монахом Иоахимом флорским, проходит через три основных этапа: период Бога-Отца, Творца Ветхого Завета, когда жизнь определяется законом (господин и раб): период Сына Божьего Христа (отец и дитя), длящийся и поныне: в грядущем откроется «Третий Завет» Царство Духа, когда жизнь будет проходить в полной любви и интимности. Наполеон для М. «последнее воплощение бога солнца, Аполлона». Атлантида и Апокалипсис это конец первого человечества и конец «Второго Завета». Наполеон «человек из Атлантиды» и «апокалипсический Всадник» одновременно. Он послан в мир, говорит М. чтобы сказать людям: «Может быть, скоро конец». Философский смысл романа, его «метаисторическое значение» (М.Цетлан) определяются обращенностью к настоящему, к тому, что переживала Россия в ту пору. Книга писалась с неизбывной думой о русской революции, о катастрофе 1917, после которой «бесы революции» установили в стране «красный террор». М. говорил о своих исторических произведениях: «Большинство считает, что я исторический романист: и это глубоко неправильно; в прошлом я ищу будущее... Настоящее кажется мне иногда чужбиною. Родина моя прошлое и будущее». Среди религиозно-философских сочинений М., написанных в годы эмиграции, выделяются три небольших исследования: «Павел. Августин» (Берлин, 1936), «Св.Франциск Ассизский» (Берлин, 1938) и «Жанна дАрк и Третье Царство Духа» (Берлин, 1938) под общим заглавием «Лица святых от Иисуса к нам». Отмечая, что подход М. к фигуре Франциска Ассизского не реально-исторический, а историко-философский, П.Бицилла утверждал: «Цель автора указать место Св.Франциска не в истории Европы, а в «вечной», «идеальной» истории». Посмертно на французском языке издана трилогия М. «Реформаторы», оконченная незадолго до 2-й мировой войны; «Luther» (Париж, 1941), «Calvin» (Париж, 1942), «Pascal» (Париж, 1941). На русском языке трилогия вышла в Нью-Йорке в 1991. Незадолго до смерти М. завершил свою последнюю трилогию об «испанских тайнах»: «Санта Тереза Испанская» (Возрождение, 1959, № 92, 93), «Св. Иоанн Креста» (НЖ, 1961, №64, 65; 1962, № 69) и «Маленькая Тереза» (Ann Arbor, 1984). Характеризуя значение М. для русской литературы, Адамович писал: «Влияние Мережковского, при всей его внешней значительности, осталось внутренне ограниченным. Его мало любили, мало кто за всю его долгую жизнь был и близок к нему. Было признание, но не было порыва, влечения, даже доверия, в высоком, конечно, отнюдь не житейском смысле этого понятия. Мережковский писатель одинокий». Еще резче оценивал М. в своей лекции в берлинском Русском научном институте 29.6.1934 И.Ильин. «Психология, психика, целостный организм души совсем не интересует Мережковского: он художник внешних декораций и нисколько не художник души. Душа героя есть для него мешок, в который он наваливает, насыпает все, что ему, Мережковскому, в данный момент нужно и удобно. Пусть читатель сам переваривает все, как знает.. Замечательно, что читателю никогда не удается полюбить героев Мережковского Мережковский не вчувствуется в своих героев, не вчувствует в них и своих читателей: не любя показывает нелюбимое и не вызывает к нелюбимому никакой любви». О том же еще в 1915 писал В.Розанов, близко знавший М. и оставивший воспоминания о нем в книге «Мимолетное»: «...мне кажется иногда (часто), что Мережковского нет... Что это тень около другого... Вернее тень другого, отбрасываемая на читателя... О, как страшно ничего не любить, ничего не ненавидеть, все знать, много читать, постоянно читать и, наконец, к последнему несчастию, вечно писать, т.е. вечно записывать свою пустоту и увековечивать то, что для всякого есть достаточное горе, если даже и сознается только в себе. От этого Мережковский вечно грустен». М. был противником всех форм тоталитаризма. Его философия духовной свободы как основы Царства Божия на земле («Третьего Завета») делала для него невозможным сотрудничество с большевизмом или с нацизмом. Он надеялся на взаимное уничтожение этих двух зол. В радиоречи, произнесенной после нападения Гитлера на СССР, М. остался верен себе и повторил то же, что писал с 1920 о большевизме как абсолютном зле и необходимости крестового похода против большевизма, к чему он в свое время призывал Пилсудского и Папу римского, «Большевизм никогда не изменит своей природы, как многоугольник никогда не станет кругом, хотя можно увеличить до бесконечности число его сторон... Основная причина этой неизменности большевизма заключается в том, что он никогда не был национальным, это всегда было интернациональное явление; с первого дня его возникновения Россия, подобно любой стране, была и остается для большевизма средством для достижения конечной цели захвата мирового владычества». Не случайно Гиппиус закончила свою книгу о М. словами, что М. и она «были и в начале, и в конце, и всегда «за интервенцию». Писатель верил, что духовное начало, культура и разум, планомерно уничтожавшиеся большевиками, возвратятся в Россию. Он был убежден, что именно повергнутая в кровь Россия духовно возродится и начнет «спасение мира», которое другие народы завершат. Соч.: Избр. статьи. Мюнхен, 1972.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

(1865 — 1941) Русский писатель, поэт, критик, религиозный мыслитель. С 1920 году вынужден находиться в эмиграции. Автор поэтических сборников «Символы... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

(2 (14).08.1865, Петербург 9.12.1941, Париж) писатель, литературный критик и религиозный философ. Окончив гимназический курс, в 1884-1888 гг. изучал философию на историко-филологическом ф-те Петербургского ун-та. М. получил широкую известность благодаря своей разносторонней и интенсивной деятельности в качестве поэта, романиста и эссеиста; он считается одним из основателей движения символистов в рус. литературе. После прихода к власти большевиков он вместе со своей женой 3. Н. Гиппиус в 1920 г. эмигрировал на Запад и обосновался в Париже, где жил вплоть до своей смерти. В молодые годы М. увлекался позитивизмом и материализмом и некоторое время находился под влиянием народнической идеологии Михайловского и Г. И. Успенского. Вскоре, однако, М. перешел на позиции религиозной идеологии, оставшись ее приверженцем до конца жизни. Как один из видных представителей богоискательства, М. стремился возродить влияние христианства, освободив его от тех искажений, к-рые, по его мнению, были привнесены церковью. В 1901 г. М. и Гиппиус основали в Петербурге *Религиозно-философские собрания*, объединившие представителей интеллигенции и церковных деятелей для ведения откровенных дискуссий по религиозным вопросам. В это же время, начиная со своего первого значительного критического исследования *Лев Толстой и Достоевский* (1901-1903), он стал разрабатывать собственные религиозно-философские воззрения.. Вместе с Бердяевым и др. М. призвал к формированию *нового религиозного сознания* концепции, к-рую он развивал в течение ряда последующих лет в очерках, собранных в двух книгах *Грядущий Хам* (1906) и *Не мир, но меч* (1908). Понимание М. *нового религиозного сознания* было лишено ясности и философской глубины, свойственной Бердяеву, тем не менее оно содержало определенные онтологические, гносеологические и историософские аспекты. Краеугольным камнем взглядов М. было убеждение в том, что историческое христианство своим чрезмерным подчеркиванием духовного начала привело к отрицанию священности плоти и оказалось неспособным понять их *мистическое единство* и равноценность. Первоначальное, или истинное, христианство, считал М., не совершало этой ошибки. В его интерпретации все три великих христианских таинства основываются на единстве тела и духа: в воплощении Бога во Христе, когда слово становится плотью; в причащении святых тайн, освящении плоти и крови (в евхаристии) и в воскресении, когда плоть становится вечной. Хотя М. часто рассматривают как идеалиста в онтологии, он, скорее всего, находился на пути к своеобразному спинозизму, в к-ром обладающая протяженностью материя и не обладающий протяженностью дух рассматриваются не как взаимно исключающие друг друга начала, а как два измерения или полюса единой субстанции. В противоположность Бердяеву, к-рый настаивал на том, что *новое религиозное сознание* основывается на идеалистической онтологии, М. постоянно подчеркивал физические, плотские аспекты реальности, включая сексуальные, отмежевываясь от того, что он называл *бесплотным идеализмом*. Свою позицию он предпочитал называть *мистическим материализмом* или *мистическим реализмом*. Он считал возможным будущее, развитое состояние материи, т. наз. *сверхорганическую материю*, когда *святость* материи стала бы реальностью не только для мистического познания, но и для обычного эмпирического познания. В своей гносеологии М. выделял три разновидности познания. Эмпирическое познание служит источником знания о пространственно-временном мире, это знание служит науке. Метафизическое познание основывается на разуме, к-рый М. интерпретирует (в духе, близком кантианству) как способность поступать в соответствии с определенными законами, налагаемыми сознанием на действительность, с тем, чтобы сделать ее познаваемой конечным человеческим разумом. И, наконец, мистическое познание представляет собой мгновенное, интуитивное схватывание сознанием надэмпирических и надрациональных истин таких, как христианский догмат о Троице, основанный на своеобразном понимании единства духовного и материального бытия. Как и др. выразители *нового религиозного сознания*, М. считал, что конечная *тайна* бытия доступна лишь тем мыслителям, к-рые не подавляют свои мистические способности или не позволяют им атрофироваться. В то же время М., в отличие от др. богоискателей, не отвергал полностью др. познавательные способности; напр., его вера в возможность постижения единства тела и духа опытным путем в *сверхорганической* материи свидетельствует о том, что он возлагал надежду на усовершенствование эмпиризма в будущем. *Мистическое единство* плоти и духа, согласно М., не является статичным, застывшим. Оно развертывается в недрах человеческой истории как триадический диалектический процесс, результатом к-рого станет радикальное преобразование существующего космического и социального порядка. Излагая триадическую концепцию развития мировой истории, М. принимает язычество в качестве тезиса, а историческое церковное христианство в качестве антитезиса. Язычество превозносило плоть в ущерб духу, тогда как христианская церковь (в отличие от истинного откровения Христа) стала на путь аскетизма и умерщвления плоти. Ныне историческое христианство исчерпало свою роль в качестве антитезиса язычеству и на очереди стоит стадия синтеза. Этот синтез, полагал М., будет осуществлен посредством *Третьего Завета*, к-рый станет завершением двух предыдущих стадий и провозвестником новой религиозной эры в жизни человечества; в результате окончательного слияния плоти и духа установится истинная религия. Религиозная жизнь сольется с мирской жизнью, освящая последнюю и очищая ее от всех проявлений власти и вражды. Сама история придет к концу, и человечество вступит в *сверхисторическую* стадию вечного блаженства. Хотя М. не разработал особой политической философии, его философия истории включает в себя идеи, касающиеся политических отношений вообще и рус. государства в частности. Он ассоциировал самодержавие в России с историческим христианством особенно с православной церковью за исключением кратковременного периода в нач. XX в., когда он симпатизировал обоим ин-там, считал, что они должны быть устранены грядущим синтезом. В Москве, как и в Древнем Риме, полагал он, государство подчинило себе церковь и царь заменил собой Бога; следовательно, и церковь, и ложное божество должны быть устранены. М. был убежден в том, что политическая революция должна произойти одновременно с духовной революцией, в результате чего самодержавие царя-Бога уступит место теократии истинного Бога. При этом он описывал грядущую теократию только в самом общем виде, окрашенном утопической надеждой: об-во станет религиозной общиной; ненависть будет побеждена любовью, а эгоизм заменен самоуважением и равноправием личностей; антиномию между анархизмом и социализмом преодолеет подлинный синтез индивидуальности и социальности. По мере того как власть большевиков в России укреплялась, он ввел новую триаду применительно к российской действительности: от самодержавной, православной России как тезиса и антирелигиозной коммунистической России как антитезиса к истинно религиозной, теократической третьей России как завершающему синтезу. Последние годы жизни М. отмечены крайней враждебностью по отношению к советскому режиму, в к-ром он усматривал воплощение зла. Для борьбы с ним он уповал даже на таких *союзников*, как лидер итал. фашистов Б. Муссолини.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

МЕРЕЖЌ́ОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (1866—1941), рус. писатель, критик, философ. С 1920 в эмиграции. Посвятил творчеству Л. очерк «М. Ю. Лермонтов. Поэт с... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

(1865-1941), русский писатель, литературный критик, религиозный мыслитель. Родился 2 августа 1865 в Петербурге. Учился на историко-филологическом факул... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

(1866-1941) - российский деятель культуры, писатель, поэт, переводчик, литературный критик, историк, религиозный философ-мистик. Первый сборник — «Стихотворения. 1883—1887» — издал в 1888 г., второй — «Символы» в 1892 г. Его доклад и опубликованная книга «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» (1893) отстаивали принципы символизма и модернистского обновления искусства в противовес реализму, стали эстетической декларацией и одним из первых программных документов русского декадентства. Наиболее известна его трилогия «Христос и Антихрист» (1895—1905), пронизанная мистической идеей о вечной борьбе христианства и язычества. Свои общественно-политические воззрения выразил в публицистическом памфлете «Грядущий хам» (1906), вызванном Революцией 1905—1907 гг. В сочинениях, основанных на историческом материале («Александр /», 1911—1912 и др.), дал свое понимание мировой истории как вечного борения «религии духа» и «религии плоти». В литературоведческих исследованиях («Л. Толстой и Достоевский», кн. 1—2, 1901—1902; «Гоголь и чорт», 1906) трактовал творчество писателей в религиозно-идеалистическом духе. Отрицательно относился к творчеству А. М. Горького. С 1900 г. — один из основателей Религиозно-философского собрания, позже преобразованного в Религиозно-философское общество. Участвуя в журнале «Новый путь» (1903—1904), проповедовал «новое религиозное сознание», что вызвало резкую отповедь со стороны Г. В. Плеханова. Принимал участие в формировании идеологии кадетов, поддерживал связи с эсерами. Приветствовал Февральскую революцию 1917 г., но Октябрьскую революцию 1917 г. встретил враждебно и в 1920 г. эмигрировал в Польшу, затем во Францию. В 1927 г. организовал религиозно-философское общество «Зеленая лампа». В 1920—1930-х гг. обратился к жанру историософского трактата и биографического эссе, писал стихи, романы и религиозно-философские статьи, отразившие его антисоветские взгляды и эзотерические искания («Тайна трех. Египет и Вавилон», 1925; «Рождение богов. Тутанхамон на Крите», 1925; «Тайна Запада. Атлантида — Европа», ч. 1—2,1930; «Лица святых. От Иисуса к нам», вып. 1—4,1936—1938; «Данте», т. 1—2,1939). Находясь во Франции во время Второй мировой войны 1939—1945 гг., занял коллаборационистскую позицию по отношению к нацистским оккупантам. В 1941 г. выступил на радио, сравнив А. Гитлера с Жанной дАрк. Неоднократно номинировался на Нобелевскую премию, но из-за симпатий к фашистам (посвятил Б. Муссолини книгу «Данте»), так и не получил ее.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

(1866-1941) - рус. писатель, релит, философ. Испытал влияние Достоевского и Ницше, Соловьева и Розанова. В нач. 90-х гг. выступил как теоретик рус. декадентства. В 1901 по его инициативе в Петербурге были организованы религ.-филос. собрания (см. Богоискательство), цель к-рых заключалась в попытке пробудить у интеллигенции интерес к церкви. По мнению М., историч. христианству (в отличие от антич. политеизма с его культом телесного, земного) свойствен монаш. аскетизм, противопоставление духовно-божеств. начала светской культуре и реальной жизни. «Новое религиозное сознание», подлинная религия, полагал он, вырастет из синтеза античности и христианства. В соц. сфере это приведет через богочеловечество к «бсзгосударственной религиозной общественности». Соч.: «Л. Толстой и Достоевский», тт. 1-2 (1901-1903), «Грядущий хам» (1906), «Не мир, но меч» (1908), «Рождение богов» (1925) и др. ... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

(1866-1941) рус. писатель, релит, философ. Испытал влияние Достоевского и Ницше, Соловьева и Розанова. В нач. 90-х гг. выступил как теоретик рус. декадентства. В 1901 по его инициативе в Петербурге были организованы религ.-филос. собрания (см. Богоискательство), цель к-рых заключалась в попытке пробудить у интеллигенции интерес к церкви. По мнению М., историч. христианству (в отличие от антич. политеизма с его культом телесного, земного) свойствен монаш. аскетизм, противопоставление духовно-божеств. начала светской культуре и реальной жизни. «Новое религиозное сознание», подлинная религия, полагал он, вырастет из синтеза античности и христианства. В соц. сфере это приведет через богочеловечество к «бсзгосударственной религиозной общественности». Соч.: «Л. Толстой и Достоевский», тт. 1-2 (1901-1903), «Грядущий хам» (1906), «Не мир, но меч» (1908), «Рождение богов» (1925) и др.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

МЕРЕЖКОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (1866-1941) - русский писатель, религиозный философ. Брат К. С. Мережковского. Работа Мережковского "О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы" (1893) - эстетическая декларация русского декадентства. В романах (трилогия "Христос и Антихрист", 1895-1905, "Александр I" и многих др.) и пьесах, написанных на историческом материале, осмысление мировой истории как вечного борения "религии духа" и "религии плоти". Автор исследования "Л. Толстой и Достоевский" (кн. 1-2, 1901-02). Публицистика (антиреволюционный памфлет "Грядущий хам", 1906); стихи. С 1920 в эмиграции, где опубликовал книги "Лица святых. От Иисуса к нам" (вып. 1-4, 1936-38), "Данте" (т. 1-2, 1939) и др.<br>... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

1866–1941) – русский писатель, религиозный философ, теоретик декадентского движения. В романах (трилогия «Христос и Антихрист», 1895-1905, «Александр I» и многих др.) и пьесах, написанных на историческом материале, осмысляет мировую историю как вечное борение «религии духа» и «религии плоти». Публицистика (антиреволюционный памфлет «Грядущий хам», 1906); стихи. С 1920 г. – в эмиграции, где опубликовал книги «Лица святых. От Иисуса к нам» (вып. 1-4, 1936-38), «Данте» (т. 1-2, 1939). В последние годы жизни интересовался фашизмом и национал-социализмом.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

Мережковский, Дмитрий Сергеевич (1862 — 1941) — писатель, поэт, философПсевдонимы: Д. М.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

Мережковский Дмитрий Сергеевич (1866-1941) - русский писатель, литературный критик, автор известной трилогии "Христос и Антихрист", исследования "Толстой и Достоевский", памфлета "Грядущий хам" и др.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ (18661941)

МЕРЕЖКОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (1866-1941), русский писатель, религиозный философ. Брат К. С. Мережковского. Работа Мережковского "О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы" (1893) - эстетическая декларация русского декадентства. В романах (трилогия "Христос и Антихрист", 1895-1905, "Александр I" и многих др.) и пьесах, написанных на историческом материале, осмысление мировой истории как вечного борения "религии духа" и "религии плоти". Автор исследования "Л. Толстой и Достоевский" (кн. 1-2, 1901-02). Публицистика (антиреволюционный памфлет "Грядущий хам", 1906); стихи. С 1920 в эмиграции, где опубликовал книги "Лица святых. От Иисуса к нам" (вып. 1-4, 1936-38), "Данте" (т. 1-2, 1939) и др.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ (18661941)

МЕРЕЖКОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (1866-1941) , русский писатель, религиозный философ. Брат К. С. Мережковского. Работа Мережковского "О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы" (1893) - эстетическая декларация русского декадентства. В романах (трилогия "Христос и Антихрист", 1895-1905, "Александр I" и многих др.) и пьесах, написанных на историческом материале, осмысление мировой истории как вечного борения "религии духа" и "религии плоти". Автор исследования "Л. Толстой и Достоевский" (кн. 1-2, 1901-02). Публицистика (антиреволюционный памфлет "Грядущий хам", 1906); стихи. С 1920 в эмиграции, где опубликовал книги "Лица святых. От Иисуса к нам" (вып. 1-4, 1936-38), "Данте" (т. 1-2, 1939) и др.... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ (ДОПОЛНЕНИЕ К СТАТЬЕ)

Мережковский Дмитрий Сергеевич (дополнение к статье) — За 10 лет, прошедших после 1896 г. М. работал очень много и достиг большой известности не только в России, но и за границей. Он успел закончить свою трилогию ("Воскресшие боги. Леонардо да Винчи", СПб., 1902; "Антихрист. Петр и Алексей", СПб., 1905); издал сборник критических статей ("Вечные Спутники", СПб., 1897), исследование "Толстой и Достоевский" (СПб., 1901 и 1902; I т. имел 3 изд., II-й — 2), новеллу "Любовь сильнее смерти" (М., 1902, СПб., 1904), "Новые стихотворения" (СПб., 1896), "Собрание стихов" (М., 1904); написал ряд статей, по преимуществу в "Мире Искусства" и основанном им журнале "Новый Путь" (см.). Искусственность замысла, легшего в основу трилогии (Христос и Антихрист во всемирной истории) еще ярче проступает теперь, когда она закончена. Если еще можно было усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана Отступника, то уже чисто внешний характер носит это сопоставление в применении к эпохе Ренесанса, когда с возрождением античного искусства якобы "воскресли боги" древности. В третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в Петре. Самый замысел сопоставления Христа и Антихриста не выдерживает критики: с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и вечное, с понятием об Антихристе — исключительно суеверие. Не выдерживает критики и другой лейтмотив трилогии — заимствованная у Ницше мысль, что психология "переходных" эпох содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к идеалу "сверхчеловека". Представление о "переходных" эпохах противоречит идее непрерывности всемирной истории и постепенности исторической эволюции. В частности, искусственность этой идеи в применении к Петру едва ли может подлежать сомнению в настоящее время, когда в русской исторической науке прочно установился взгляд, что Петровская реформа далеко не была радикальной. Она была только эффектным, декоративно красивым проявлением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры. Кроме общих всей трилогии идей, М. в отдельных частях ее задается еще и специальными задачами. Так "Юлиан Отступник" проникнут декадентской рафинированностью, а в "Воскресших Богах" автор с особенной любовью занялся той стороной Ницшеанства, которая заменяет мораль преклонением пред силой и в связи с этим ставит искусство "по ту сторону добра и зла". С такой точки зрения освещается психология главного героя "Воскресших Богов" — Леонардо да-Винчи. М. на всем протяжении романа подчеркивает полное нравственное безразличие великого художника, который вносит одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план особого типа домов терпимости, в придумывание разных полезных изобретений и в устройство "уха тирана Дионисия", с помощью которого сыщики незаметно могут подслушивать. Литературную обработку двух последних романов трилогии трудно подвести под определенный тип. Это не вполне художественное произведение, потому что не меньше половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т. д. Еще меньше можно причислить оба романа к доподлинной истории. Смесь стилей, однако, не только не вредит общему впечатлению, а напротив того, оба приема друг друга счастливо дополняют. Художественные силы М. выигрывают от освещения хотя и тенденциозной, но все-таки яркой мыслью и подкрпления эффектно подобранными, колоритными цитатами. "Воскресшие Боги", несомненно, одна из интереснейших книг по Ренесансу; это было признано даже в богатой западно-европейской литературе. Что касается "Петра и Алексея", то для огромного большинства читателей, все еще привыкших смотреть на Петра, как на полубога, роман М. является настоящим откровением. Петр "Великий" в значительной степени меркнет, а на первый план выступает Петр более "Грозный", чем "Грозный" царь Иван. Перед нами Петр палач, собственноручно рубящий головы, собственноручно закалывающий кинжалом стрельцов, собственноручно засекающий на дыбе почти до смерти родного сына. Рядом с этим перед нами проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства, грубейшего сквернословия и во всей этой азиатчине главную роль играет великий насадитель "европеизма". М. сконцентрировал в одном фокусе все зверское, которого было так много в Петре. Как средство окончательно упразднить старое, академически прилизанное представление о Петре, роман М., бесспорно, должен сыграть видную роль. Не меньше исторических романов М. заставил о себе говорить своими блестяще написанными исследованиями о Толстом и Достоевском, стоящими в тесной связи с попытками его создать новое религиозное миросозерцание. М.-критик воюет с тенденциозностью "идейной" критики 60-х годов, но сам он столь же тенденциозен, с той только разницей, что он подходит к разбираемым произведениям с меркой не публицистической, а богословской. Но если публицистическая критика имеет то оправдание, что она связана с требованиями жизни, отражением которой является литература, то уже богословская критика — прием безусловно произвольный. Сказавшиеся как в исследовании о Толстом и Достоевском, так и в других статьях попытки М. обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему. М. исходит из старой теории дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество "утверждало плоть в ущерб духу" и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал "духа в ущерб плоти". В действительности же Христос "утверждает <i>равноценность, равносвятость Духа и Плоти</i>" и "Церковь грядущая есть церковь <i>Плоти Святой</i> и Духа Святого". Мечтания о грядущей церкви основаны у М. на убеждении, что рядом с "историческим" и уже "пришедшим" христианством должна наступить очередь и для "апокалиптического Христа". В человечестве теперь обозначилось стремление к этому "второму Христу". Официальное, "историческое" христианство М. называет "позитивным", т.е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную "стену" определенных, окаменевших истин и верований, не дает простора фантазии и живому чувству. В частности "историческое" христианство, преклоняющееся пред аскетическим идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь. Для "апокалиптических" же чаяний М. вопрос пола есть по преимуществу "наш новый вопрос"; он говорит не только о "Святой Плоти", но и о "святом сладострастии". Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого М. В ответ на обвинения духовных критиков, он готов признать, что в его отношении к "историческому христианству" есть "опасность ереси, которую можно назвать, в противоположность аскетизму, ересью <i>астартизма,</i> т. е. не святого соединения, а кощунственного смешения и осквернения духа плотью". Несравненно ценнее этих бесплодных, лишенных каких бы то ни было осязательных, реальных очертаний вопросов о возможном соединении двух противоположных полюсов — святости Духа и святости Плоти — другая сторона религиозных исканий М. Второй из "двух главных вопросов, двух сомнений" его — более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического христианства языческому Imperium Romanum — "об отношении церкви к государству". Став в начале 1900-х гг. во главе "религиозно-философских" собраний в СПб., М. и кружок других писателей (Минский, Розанов, Гиппиус и др.) подвергли резкой критике всю нашу церковную систему, с ее полицейскими приемами насаждения благочестия. Эта критика, исходившая от людей, заявлявших, что они не атеисты и не позитивисты, а искатели религии, в свое время произвела сильное впечатление. С. <i>Венгеров. </i><br><br><br>... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ (ДОПОЛНЕНИЕ К СТАТЬЕ)

— За 10 лет, прошедших после 1896 г. М. работал очень много и достиг большой известности не только в России, но и за границей. Он успел закончить свою трилогию ("Воскресшие боги. Леонардо да Винчи", СПб., 1902; "Антихрист. Петр и Алексей", СПб., 1905); издал сборник критических статей ("Вечные Спутники", СПб., 1897), исследование "Толстой и Достоевский" (СПб., 1901 и 1902; I т. имел 3 изд., II-й — 2), новеллу "Любовь сильнее смерти" (М., 1902, СПб., 1904), "Новые стихотворения" (СПб., 1896), "Собрание стихов" (М., 1904); написал ряд статей, по преимуществу в "Мире Искусства" и основанном им журнале "Новый Путь" (см.). Искусственность замысла, легшего в основу трилогии (Христос и Антихрист во всемирной истории) еще ярче проступает теперь, когда она закончена. Если еще можно было усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана Отступника, то уже чисто внешний характер носит это сопоставление в применении к эпохе Ренесанса, когда с возрождением античного искусства якобы "воскресли боги" древности. В третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в Петре. Самый замысел сопоставления Христа и Антихриста не выдерживает критики: с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и вечное, с понятием об Антихристе — исключительно суеверие. Не выдерживает критики и другой лейтмотив трилогии — заимствованная у Ницше мысль, что психология "переходных" эпох содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к идеалу "сверхчеловека". Представление о "переходных" эпохах противоречит идее непрерывности всемирной истории и постепенности исторической эволюции. В частности, искусственность этой идеи в применении к Петру едва ли может подлежать сомнению в настоящее время, когда в русской исторической науке прочно установился взгляд, что Петровская реформа далеко не была радикальной. Она была только эффектным, декоративно красивым проявлением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры.Кроме общих всей трилогии идей, М. в отдельных частях ее задается еще и специальными задачами. Так "Юлиан Отступник" проникнут декадентской рафинированностью, а в "Воскресших Богах" автор с особенной любовью занялся той стороной Ницшеанства, которая заменяет мораль преклонением пред силой и в связи с этим ставит искусство "по ту сторону добра и зла". С такой точки зрения освещается психология главного героя "Воскресших Богов" — Леонардо да-Винчи. М. на всем протяжении романа подчеркивает полное нравственное безразличие великого художника, который вносит одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план особого типа домов терпимости, в придумывание разных полезных изобретений и в устройство "уха тирана Дионисия", с помощью которого сыщики незаметно могут подслушивать. Литературную обработку двух последних романов трилогии трудно подвести под определенный тип. Это не вполне художественное произведение, потому что не меньше половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т. д. Еще меньше можно причислить оба романа к доподлинной истории. Смесь стилей, однако, не только не вредит общему впечатлению, а напротив того, оба приема друг друга счастливо дополняют. Художественные силы М. выигрывают от освещения хотя и тенденциозной, но все-таки яркой мыслью и подкрпления эффектно подобранными, колоритными цитатами. "Воскресшие Боги", несомненно, одна из интереснейших книг по Ренесансу; это было признано даже в богатой западно-европейской литературе. Что касается "Петра и Алексея", то для огромного большинства читателей, все еще привыкших смотреть на Петра, как на полубога, роман М. является настоящим откровением. Петр "Великий" в значительной степени меркнет, а на первый план выступает Петр более "Грозный", чем "Грозный" царь Иван. Перед нами Петр палач, собственноручно рубящий головы, собственноручно закалывающий кинжалом стрельцов, собственноручно засекающий на дыбе почти до смерти родного сына. Рядом с этим перед нами проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства, грубейшего сквернословия и во всей этой азиатчине главную роль играет великий насадитель "европеизма". М. сконцентрировал в одном фокусе все зверское, которого было так много в Петре. Как средство окончательно упразднить старое, академически прилизанное представление о Петре, роман М., бесспорно, должен сыграть видную роль. Не меньше исторических романов М. заставил о себе говорить своими блестяще написанными исследованиями о Толстом и Достоевском, стоящими в тесной связи с попытками его создать новое религиозное миросозерцание. М.-критик воюет с тенденциозностью "идейной" критики 60-х годов, но сам он столь же тенденциозен, с той только разницей, что он подходит к разбираемым произведениям с меркой не публицистической, а богословской. Но если публицистическая критика имеет то оправдание, что она связана с требованиями жизни, отражением которой является литература, то уже богословская критика — прием безусловно произвольный. Сказавшиеся как в исследовании о Толстом и Достоевском, так и в других статьях попытки М. обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему. М. исходит из старой теории дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество "утверждало плоть в ущерб духу" и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал "духа в ущерб плоти". В действительности же Христос "утверждает <span class="italic">равноценность, равносвятость Духа и Плоти</span>" и "Церковь грядущая есть церковь <span class="italic">Плоти Святой</span> и Духа Святого". Мечтания о грядущей церкви основаны у М. на убеждении, что рядом с "историческим" и уже "пришедшим" христианством должна наступить очередь и для "апокалиптического Христа". В человечестве теперь обозначилось стремление к этому "второму Христу". Официальное, "историческое" христианство М. называет "позитивным", т.е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную "стену" определенных, окаменевших истин и верований, не дает простора фантазии и живому чувству. В частности "историческое" христианство, преклоняющееся пред аскетическим идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь. Для "апокалиптических" же чаяний М. вопрос пола есть по преимуществу "наш новый вопрос"; он говорит не только о "Святой Плоти", но и о "святом сладострастии". Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого М. В ответ на обвинения духовных критиков, он готов признать, что в его отношении к "историческому христианству" есть "опасность ереси, которую можно назвать, в противоположность аскетизму, ересью <span class="italic">астартизма,</span> т. е. не святого соединения, а кощунственного смешения и осквернения духа плотью". Несравненно ценнее этих бесплодных, лишенных каких бы то ни было осязательных, реальных очертаний вопросов о возможном соединении двух противоположных полюсов — святости Духа и святости Плоти — другая сторона религиозных исканий М. Второй из "двух главных вопросов, двух сомнений" его — более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического христианства языческому Imperium Romanum — "об отношении церкви к государству". Став в начале 1900-х гг. во главе "религиозно-философских" собраний в СПб., М. и кружок других писателей (Минский, Розанов, Гиппиус и др.) подвергли резкой критике всю нашу церковную систему, с ее полицейскими приемами насаждения благочестия. Эта критика, исходившая от людей, заявлявших, что они не атеисты и не позитивисты, а искатели религии, в свое время произвела сильное впечатление.<br><p>С. <span class="italic">Венгеров. </span><br></p>... смотреть

МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ИЗВЕСТНЫЙ

поэт, романист, критик и публицист. Родился в 1866 г. Отец его занимал видное место в дворцовом ведомстве. Окончил курс на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Женат на известной поэтессе-модернистке З.Н. Гиппиус (XIII, 577). С 15 лет помещал стихи в разных изданиях. Первый сборник его стихотворений появился в 1888 г. Очень много Мережковский, вначале своей деятельности, переводил с греческого и латинского; в *Вестнике Европы* (1890) напечатан ряд его переводов трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельно вышел прозаический перевод *Дафниса и Хлои*, Лонга (1896). Переводы трагиков изящны, но, очень рано Мережковский выступает и в качестве критика: в *Северном Вестнике* конца 1880-х годов, *Русском Обозрении*, *Труде* и других изданиях были напечатаны его этюды о Пушкине , Достоевском , Гончарове , Майкове , Короленко , Плинии, Кальдероне, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиков и пр. Часть их вошла в сборник: *Вечные Спутники* (с 1897 г. 4 изд.). В 1893 г. издана им книга *О причинах упадка современной русской литературы*. Крупнейшая из критических работ Мережковского (первоначально напечатана в органе новых литературно-художественных течений *Мир Искусства*) - исследование *Толстой и Достоевский* (2 т., с 1901 г. 3 изд.). Из других критико-публицистических работ вышли отдельно: *Гоголь и Черт* (с 1906 г. 2 изд.), *М.Ю. Лермонтов, поэт сверхчеловечества* (1909 и 1911), книжка *Две тайны русской поэзии. Тютчев и Некрасов* (1915) и брошюра *Завет Белинского* (1915). В *Северном Вестнике* 1895 г. Мережковский дебютировал на поприще исторического романа *Отверженным*, составляющим первую часть трилогии *Христос и Антихрист*. Вторая часть - *Воскресшие боги. Леонардо да Винчи* - появилась в 1902 г., третья - *Антихрист. Петр и Алексей* - в 1905 г. В 1913 г. издан отдельно (печатался в *Русской Мысли*) 2-томный роман *Александр I*. В начале 1900-х годов Мережковский, изжив полосу ницшеанства, становится одним из главарей, так называемого *богоискательства* и *неохристианства*, и вместе с З. Гиппиус, Розановым , Минским , Философовым и др. основывает *религиозно-философские собрания* и орган их - *Новый Путь*. В связи с этим перестроем миросозерцания, получившим яркое выражение и в исследовании *Толстой и Достоевский*, Мережковский пишет ряд отдельных статей по религиозным вопросам. С середины 1900-х годов Мережковский написал множество публицистических фельетонов в *Речи* и др. газетах, а в последние годы состоит постоянным сотрудником *Русского Слова*. Религиозные и публицистические статьи Мережковского собраны в книгах: *Грядущий Хам* (1906), *В тихом омуте* (1908), *Не мир, но меч* (1908), *Больная Россия* (1910), *Было и будет. Дневник* (1915). В Париже Мережковский, совместно с З. Гиппиус и Д.В. Философовым, напечатал книгу *Le Tsar et la Revolution* (1907). В сотрудничестве с ними же написана драма из жизни революционеров: *Маков цвет* (1908). Драма Мережковского *Павел I* (1908) вызвала судебное преследование, но суд оправдал автора, и книга была освобождена от ареста. Первое собрание сочинений Мережковского издано товариществом М.О. Вольф (1911 - 13) в 17 т., второе - Д.И. Сытиным в 1914 г. в 24 т. (с библиографическим указателем, составленным О.Я. Лариным). Романы Мережковского и книга о Толстом и Достоевском переведены на многие языки и создали ему громкую известность в Западной Европе. - Отличительные черты разнообразной деятельности Мережковского - преобладание головной надуманности над непосредственным чувством. Обладая обширным литературным образованием и усердно следя за европейским литературным движением, Мережковский почти всегда вдохновляется настроениями книжными. Менее всего Мережковский интересен как поэт. Стих его изящен, но образности и одушевления в нем мало, и, в общем, его поэзия не согревает читателя. Он часто впадает в ходульность и напыщенность. По содержанию своей поэзии Мережковский сначала всего теснее примыкал к Надсону . Не будучи *гражданским* поэтом в тесном смысле слова, он охотно разрабатывал такие мотивы, как верховное значение любви к ближнему (*Сакья-Муни*), прославлял готовность страдать за убеждения (*Аввакум*) и т. п. На одно из произведений первого периода деятельности Мережковского - поэму *Вера* - выпал самый крупный успех его как поэта; живые картины духовной жизни молодежи начала 1880-х годов заканчивается призывом к работе на благо общества. С конца 1880-х годов Мережковского захватывает волна символизма и ницшеанства. Мистицизма или хотя бы романтизма в ясном до сухости писательском темпераменте Мережковского совершенно нет, почему и *символы* его переходят в ложный пафос и мертвую аллегорию. - Широко задумана *трилогия* Мережковского, долженствующая изобразить борьбу Христа и Антихриста во всемирной истории. Крайняя искусственность замысла, мало заметная в первом романе, ярко выступила на вид, когда трилогия была закончена. Если еще можно было усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана отступника, то уже чисто внешний характер носит это сопоставление в применении к эпохе Ренессанса, когда с возрождением античного искусства якобы *воскресли боги* древности. В третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в Петре. Самый замысел сопоставления Христа и Антихриста не выдерживает критики; с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и вечное, с понятием об Антихристе - исключительно суеверие. То же самое можно сказать и о другом лейтмотиве трилогии - заимствованной у Ницше мысли, что психология переходных эпох содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к типу *сверх-человека*: представление о *переходных* эпохах противоречит идее непрерывности всемирной истории и постепенности исторической эволюции. Особенно очевидна искусственность этой идеи в применении к Петру; в исторической науке прочно установился взгляд, что Петровская реформа была лишь эффектным завершением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры. В чисто художественном отношении выше других первый роман. В нем много предвзятости, психология Юлиана-Отступника полна крупнейших противоречий, но отдельные подробности разработаны порой превосходно. Предприняв поездку в Грецию, тщательно ознакомившись с древней и новой литературой о Юлиане, автор проникся духом эллинизма и сумел передать не только внешний быт античности, но и самую ее сущность. В *Воскресших богах* Мережковский с особенным увлечением отдался той стороне ницшеанства, которая заменяет мораль преклонением перед силой и ставит искусство *по ту сторону добра и зла*. Мережковский на всем протяжении романа подчеркивает полное нравственное безразличие великого художника, вносящего одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план особого типа домов терпимости, в придумывание разных полезных изобретений, и в устройство *уха тирана Дионисия*, с помощью которого сыщики незаметно могут подслушивать. Вторая часть трилогии, как и третья - не вполне художественные произведения; не меньше половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т. п. Еще меньше можно причислить оба романа к подлинной истории. Благодаря, однако, хотя и тенденциозной, но яркой мысли, подкрепленной колоритными цитатами, *Воскрешение Боги* - одна из интереснейших книг по Ренессансу; это признано даже в богатой западноевропейской литературе. В третьей части трилогии Петр *Великий* в значительной степени меркнет, и на первый план выступает Петр более *Грозный*, чем *Грозный* царь Иван . Перед нами проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства, грубейшего сквернословия и во всей этой азиатчине главную роль играет великий насадитель *европеизма*. Мережковский сконцентрировал в одном фокусе все зверское в Петре. Новую серию исторических тем Мережковский начал драмой *Павел I* и большим романом *Александр I*. Личность Павла и трагедия его смерти освещены автором самостоятельно, без принижения личности императора. Александровская эпоха разработана довольно поверхностно, а декабристское движение - даже легкомысленно. Стремясь отыскать в декабристах *человеческое, слишком человеческое*, автор затушевал в них то несомненно-геройское, которое в них было. - В критических работах своих Мережковский отстаивает те же принципы, которых держится в творческой деятельности. В первых его статьях, например, о Короленке, еще чувствуется струя народничества начала 80-х годов, почти исчезающая в книжке *О причинах упадка современной литературы*, а в позднейших статьях, уступающая место не только равнодушию к прежним идеалам, но даже какому-то вызывающему презрению к ним. В 1890-х годах мораль ницшевских *сверх-человеков* так увлекает Мережковского, что он готов отнести стремление к нравственному идеалу к числу мещанских условностей и шаблонов. В книжке *О причинах упадка современной русской литературы* не мало метких характеристик, но общая тенденция неясна; автор еще не решался вполне определенно поставить скрытый тезис своего этюда - целебную силу и утилитарной школы русской критики, но собственные его статьи очень тенденциозны. Так, поглощенный подготовительными работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне парадоксальном этюде о Пушкине находил в самом национальном русском поэте *флорентинское* настроение. В период увлечения религиозными проблемами Мережковский подходил к разбираемым произведениям по преимуществу с богословской точки зрения. Эта специальная точка зрения не помешала, однако, исследованию Мережковского о Толстом и Достоевском стать одним из самых оригинальных явлений русской критики. Сам художник, Мережковский тонко анализирует сущность художественной манеры Толстого, которого характеризует как ясновидца плоти, в противоположность ясновидцу духа - Достоевскому. Замечательно владея искусством перемешивать собственное изложение искусно подобранными цитатами, Мережковский сделал из своего исследования одну из увлекательнейших русских книг. Как в исследовании о Толстом и Достоевском, так и в других статьях попытки Мережковского обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему. Мережковский исходит из старой теории дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество *утверждало плоть в ущерб духу*, и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал *духа в ущерб плоти*. В действительности же Христос *утверждает равноценность, равносвятость Духа и Плоти* и *Церковь грядущая есть церковь Плоти Святой и Духа Святого*. Рядом с *историческим* и уже *пришедшим* христианством должна наступить очередь и для *апокалиптического Христа*. В человечестве теперь обозначилось стремление к этому *второму Христу*. Официальное, *историческое* христианство Мережковского называет *позитивным*, т. е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную *стену* определенных, окаменевших истин и верований; оно не дает простора фантазии и живому чувству. В частности *историческое* христианство, преклоняющееся перед аскетическим идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь. Для *апокалиптических* чаяний Мережковского вопрос пола есть по преимуществу *наш новый вопрос*; он говорит не только о *Святой Плоти*, но и о *святом сладострастии*. Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого Мережковского. В ответ на обвинения духовных критиков он готов признать, что в его отношении к *историческому христианству* есть *опасность ереси, которую можно назвать, в противоположность аскетизму, ересью астартизма, т. е. кощунственного смешения и осквернения духа плотью*. Несравненно ценнее другая сторона религиозных исканий Мережковского. Второй из его *двух главных вопросов, двух сомнений* - *более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического христианства языческому Imperium Romanum*: об отношении церкви к государству. Став в начале 1900-х годов в главе *религиозно-философских* собраний, Мережковский подверг резкой критике всю нашу церковную систему, с ее полицейскими приемами насаждения благочестия. Эта критика, исходящая от кружка людей, заявлявших, что они не атеисты и не позитивисты, а искатели религии, в свое время произвела сильное впечатление. Как публицист, Мережковский слишком неустойчив в своих симпатиях и антипатиях, чтобы иметь серьезное влияние. Он выступал и как апологет самодержавия, и как защитник идей диаметрально-противоположных. Не всегда устойчив Мережковский и как практический деятель; в 1912 г. произвело очень неблагоприятное впечатление обнародование его странно-ласковой переписки с А.С. Сувориным . - Обширную литературу о Мережковском см. в библиографии А.Г. Фомина во II т. *Литературы ХХ в.*, под ред. С.А. Венгерова (Москва, изд., *Мир*). С. Венгеров. См. также статьи: Андреев Леонид Николаевич ; Белый Андрей ; Блок Александр Александрович ; Вольф Маврикий Осипович ; Гермоген (в миру Георгий Ефремович Долганев) ; Гиппиус Зинаида Николаевна ; Гоголь Николай Васильевич ; Голицын Валерьян Михайлович ; Гончаров Иван Александрович ; Горький Максим ; Достоевский Федор Михайлович ; Дягилев Сергей Павлович ; Иванов-Разумник ; Лермонтов Михаил Юрьевич ; Майков Аполлон Николаевич ; Миллер Орест Федорович ; Минский (Николай Максимович Виленкин) ; Пушкин Александр Сергеевич ; Россия, разд. Русская литература (1880-е и 1890-е годы) ; Толстой Лев Николаевич ; Флексер Аким Львович (А. Волынский) ; Чехов Антон Павлович .... смотреть

T: 311